Крымская война 1853 -1856 годов сыграла огромную роль в истории России. Несмотря на свой локальный характер, она во многом определила дальнейшую судьбу империи. К 1853 году Николай I и его единомышленники, подпитываемые идеями славянофильства, были уверены в том, что Россия, победившая Наполеона, по-прежнему ведущая дер­жава Европы. Увы, реальное положение дел доказывало катастрофическую ошибочность этой точки зрения.

В 1853 году российские войска под командованием Генерала М. Д. Горчакова оккупировали принадлежавшие Тур­ции Молдавию и Валахию. Предлог — защита православия — прикрывал единственную цель: поставить Стамбул в зависимое положение. Вопреки ожиданиям Николая I, Турция не капитулировала. Подстрекаемый английскими и французскими дипломатами, султан объявил России вой­ну. 15 октября 1853 года турецкие силы подошли к границам Кавказа.

К этому времени уже девятый год наместником Кавказа был князь Михаил Семенович Воронцов. Безусловно, его лучшие годы были далеко позади. Возраст (ему шел уже 72-й год) и прогрессирующая болезнь наложили заметный отпечаток на работоспособность этого великого человека. Несомненно, уже тогда Воронцов подумывал о том, чтобы уйти на покой. Но война многое перевернула в его жизни и еще три долгих года держала его в напряжении.

Нападение турок на Кавказ сильно повлияло на самочувствие Воронцова. Император же, казалось, был лишь, раздражен войной. В его письмах Михаилу Семеновичу с указанием о проведении боевых операций чувствовались непонимание ситуации и военная неграмотность. В то же время Воронцов, как никто другой, осознавал плачевное состояние южной пограничной линии и настойчиво требо­вал войск. Предвидел он и то, что война с Турцией безус­ловно приведет к столкновению с Англией и Францией, армии которых к этому времени значительно превосходи­ли российскую по технической оснащенности.

Появление в Черном море флотов европейских держав князь считал катастрофой для кавказского побережья и про­сил усилить эскадру, крейсирующую у берегов. Однако в этом ему было отказано. В столице по-прежнему считали, что западные монархи не решатся вступиться за Турцию.

В ноябре 1853 года российский флот напал на берега Тур­ции и одержал блестящую победу в знаменитом Синоп­ском сражении, что окончательно настроило Европу про­тив России. В ночь с 3-го на 4 января 1854 года английские и французские суда вошли и Черное море. Воронцов первым отреагировал на это и отправил канцлеру Нессельроде пол­ное тревоги письмо: «На суше мы не боимся никого; но на море и на побережье, — дело совсем иное, и я не могу без содрогания воображать себе во всех подробностях неизбеж­ную и жестокую потерю всех наших фортов на восточном берегу, спасти который мы в этом случае не имеем никаких средств». Михаил Семенович считал это таким несчас­тьем, «в котором не может утешить нас никакой успех на суше». Он настойчиво рекомендовал Нессельроде при­ложить все усилия для скорейшего восстановления мира.

Вскоре после этого Воронцов отослал письмо и самому императору. Всеми возможными средствами он пытался уговорить Николаи I прекратить войну. «Одна надежда на Бога и на Вас, всемилостивейший государь, — писал князь, — что до такого явного разрыва между нами и западными державами вы не допустите». М. С. Воронцов вполне справедливо был уверен, что английский и французский флоты, «не рискуя ничем, могут сделать нам здесь ужас­ный вред, пагубным последствиям которого нельзя предвидеть ни пределов, ни конца». Воронцов предлагал Ни­колаю I возможный выход из положения: «Смею также думать, что морская победа под Синопом и блистательные дела около Ахалциха и за Арпачаем могут покрыть нашу честь и показать Европе и самим туркам, что не страх их оружия заставляет Вас, всемилостивейший Государь, согла­ситься на некоторые неважные уступки, а одно только же­лание прекратить войну, столь вредную для обоих сторон и столь опасную для всей Европы». Однако Николай I не считал приведенные кавказским наместником причины уважительными, а идти на уступки не желал, так как, по его мнению, это «было бы несогласно с достоинством Рос­сии».

Теперь стало окончательно ясно, что война с Англией и Францией будет, и театром боевых действий станет черно­морское побережье России. Воронцов понимал, что ему не справиться с навалившимися на него задачами. И не потому, что у него не хватало способностей, либо средств, просто старая болезнь все больше сказывалась и усугублялась постоянными волнениями и нервным напряжением. Еще в январе 1854 года Михаил Семенович получил от императора разрешение уйти на шесть месяцев в отпуск «для поправления расстроенного здоровья», а 1 марта об этом был подписан соответствующий указ.

Перед отъездом за границу Воронцов счел необходимым позаботиться о сохранности своих архивов в имениях на берегу Черного моря: в Одессе и Алупке. В Одессе наибо­лее ценные рукописи по его указанию были помещены в 17 ящиков и опущены в подземную мину, алупкинские же художественные ценности эвакуировали в Мошны. В самом деле, его опасения оказались не напрасны. 14 апре­ля англо-французский флот подошел к Одессе и начал бомбардировку города. Несколько ракет попали в имение князя, но развившийся было пожар удалось предотвратить. Уже находясь на излечении в Германии, Воронцов узнал о высадке иностранных войск в Крыму, осаде Севастополя и начале варварского ограбления поместий Южнобережья. Впрочем, здесь следует отметить, что Алупкинский дворец стал исключением и не был тронут английским де­сантом.

Осада Севастополя воспринималась Михаилом Семено­вичем очень тяжело не только потому, что он любил этот город, но и в связи с участием в обороне его сына Семена. В августе 1855 года во время осмотра вверенной ему дистан­ции Семен был тяжело ранен, что добавило пережива­ний Воронцову. Вообще личный характер, который носила Крымская война для Михаила Семеновича, нельзя упус­кать из виду, хотя благородный князь и не был из тех, кто прятал своих детей от пуль. Усугублялось положение и тем, что на вражеской стороне у князя был близкий род­ственник. В это время пост военного министра Великобритании занимал племянник Михаила Семеновича сэр Гер­берт Сидней Пемброк. С его матерью и своей родной сест­рой Екатериной М.С. Воронцов встретился во время пре­бывания в 1854 году в Голландии после многолетней раз­луки. Тот факт, что сын и племянник были по разные стороны фронта, сильно его печалил. Однако, как и для любого настоящего государственного деятеля, для Ворон­цова личный мотив неизменно отходил на второй план. Если он и ратовал за прекращение войны, то уж явно не ради успокоения своих семейных переживаний.

В октябре 1854 года Михаил Семенович должен был вернуться на Кавказ для исполнения своих обязанностей наместника, но лечение явно не пошло ему впрок, и здоро­вье по-прежнему мешало работать в полную силу. 11 ок­тября Воронцов отправил письмо императору с просьбой об отставке. «Жертва жизни, писал он,- для меня нич­тожна, но служить в тех званиях, которые я ношу, было бы теперь не только бесполезно, но и крайне вредно». Несомненно он понимал, что в самом эпицентре войны, которая шла не в пользу России, были необходимы более энергичные и полные сил люди. Тем не менее, и в Санкт-Петербурге князь продолжал активную деятельность во имя предотвращения губительного для России столкновения с Европой. 18 ноября 1854 года Воронцов по своей личной просьбе встретился с Николаем I и вновь поднял вопрос о мире. Это была его последняя встреча с императором. Три месяца спустя Николай I скончался, так и оставшись не­преклонным в своем убеждении о необходимости продол­жения войны.

Новый император России, Александр II, с самого нача­ла был склонен к заключению мира, но дело это было не­простым. Война зашла слишком далеко. Нельзя было про­сто сдать Севастополь: те, кто оборонял его, вряд ли поня­ли бы внезапную команду «отбой», да и достоинство России, о котором твердил Николай I, не было пустым звуком. Кроме того, практически потеряв Крым, российские войс­ка добивались успехов на Кавказе. Захват в 1855 году ту­рецкой крепости Карс вызвал всеобщее одушевление. Даже Воронцов не мог удержаться от восторженных отзывов. «Ты не можешь себе представить, — писал он своему родствен­нику М. П. Щербинину, — глубокую признательность, ко­торою меня преисполнило милостивое сообщение мне Государем Императором, тотчас по получении им донесения Муравьева. Я немедленно поспешил во дворец для принесения Его Величеству поздравления и был свидетелем радости и восторга, всеми овладевших». Но 8 сентября в столицу пришло страшное известие: пал Севастополь…

Теперь вопрос заключения мира стал лишь вопросом времени. Подготовка проекта мирного договора началась в конце 1855 года, а в январе 1856 года началось его окончательное обсуждение. 1 и 15 января 1856 года император дважды созывал собрание наиболее влиятельных и знающих лиц для того, чтобы вынести окончательное решение по вопро­су Крымской войны. В числе приглашенных был дядя им­ператора великий князь Константин Николаевич, канцлер Нессельроде, военный министр князь Долгоруков, бывший посол России в Австрии Мейендорф, графы Орлов, Кисе­лев и Блудов. Неизменным участником советов был и Михаил Семенович. На самом деле единственным сторон­ником продолжения войны был славянофил Блудов, а по­тому советники имели в основном, единое мнение с импе­ратором. Однако князь Воронцов внес наибольший вклад и дело заключения мира. «Сколь ни тяжелы для нас настоя­щие его условия, — говорил он, — но продлением войны мы не получим лучших. Напротив, по всем признакам следует предвидеть мир еще более унизительный, который на дол­гие годы ослабит Россию неисчислимыми потерями терри­ториальными и денежными. Опасности отторжения под­вергнутся Крым, Кавказ и даже Финляндия и Польша. Ввиду того, что борьба, дойдя до известного предела, не­пременно должна прекратиться, лучше не доводить дела до крайности и заключить мир, прежде, чем мы будем к тому вынуждены полным истощением наших сил и пока еще воз­можно сопротивление».

Много делал Воронцов и для привлечения на свою сто­рону общественного мнения. Славянофилы, а только они продолжали настаивать на разгроме Европы, видели ко­рень зла в Воронцове. Разве что канцлер Нессельроде был ими ненавидим более Михаила Семеновича. Так, извест­ный писатель С.Т. Аксаков писал своему сыну Ивану: «По Москве ходят письма князя Воронцова, который с чего-то вообразил, что он пользуется авторитетом в России, и особенно в Москве. Он поучает нас, как мы должны радо­ваться миру… Письма написаны для распространения в пуб­лике». На Воронцова сыпались обвинения во всех гре­хах. Тот же С.Т. Аксаков писал про князя и его едино­мышленников, что «продолжение войны угрожало их карману и в России и в Англии, родственной им по день­гам, духу и крови». Но такого рода обвинения если и воспринимались кем то всерьез, то это была ограниченная группа людей. Их несостоятельность была понятна каждо­му мало-мальски разбирающемуся в политике человеку. Однако подобные письма еще раз свидетельствуют о той большой роли, которую играл в то время Воронцов.

По иронии судьбы последние годы жизни князя Ворон­цова, которые он, должно быть, намеревался посвятить от­дыху после полной испытаний жизни, были отмечены бур­ной деятельностью и заботами о судьбах России, которые тревожили его не менее будущего своих сына и племянни­ка, воевавших друг с другом. И заботы оказались ненапрас­ными, хотя князю потребовались три долгих года, чтобы убедить правительство, на чьих глазах бессмысленно гиб­ли русские солдаты и офицеры, в губительности ненужной войны.

Мир был подписан 18 марта 1856 года. России пришлось пойти на некоторые уступки, однако проигрыш не был раз­громом. 26 августа состоялась пышная коронация Алек­сандра II. Воронцов очень хотел присутствовать на церемо­нии, но не смог. К нему, больному, прибыли домой вели­кие князья и сообщили о присвоении Михаилу Семенови­чу звания фельдмаршала. Труды Воронцова были возна­граждены.

Е. Е. Филатова

V-VII Крымские Международные Воронцовские научные чтения. Сборник докладов. / Сост. Г.Г. Филатова. – Симферополь: Бизнес-Информ, 2005. – 160 с.